Энциклопедия Русской эмиграции - вейдле владимир васильевич

В. был флегматичен по натуре, запомнился современникам «почтенным, гологоловым... веснушчатым доцентом...» (В.Яновский), В 1928 женился на Людмиле Викторовне Барановской. Конец 1920-х 1930-е семья В.

провела в бедности, которая, по словам Н.Берберовой, «была и организованная, и плановая». Материальное положение В. изменилось к лучшему только после 2-й мировой войны, когда он начал сотрудничать в Мюнхене с радиостанциями, вещавшими на СССР.

С 1925 В. преподаватель, в 1932-52 профессор христианского искусства в парижском Богословском институте. В 1930-е интересовался экуменизмом: сотрудничал с Ф.Степуном и Г.Федотовым в «Новом Граде».

Пришел к церкви под влиянием о.С.Булгакова. Как вспоминал В,: «Я в нем любил его самого, вне всяких определений, и вместе с тем, я любил что-то, что как бы сияло мне сквозь него..., что не больно любить: излучение добра». Печатался в «Последних новостях», «Современных записках», «Возрождении» (под псевд.Н.Дашков), «Числах», «Встречах» и др, Вместе со своим товарищем по Богословскому институту К.Мочульским работал в отделе критики газеты, а затем журнала «Звено» (Париж, 1923-28). С октября 1929 активный участник русско-французского литературного общества, в которое наряду с французскими писателями входили философы католической ориентации: Г.Марсель, Ж.Маритен и др.

18.7.1930 В. выступил с сообщением на вечере, посвященном символизму, с участием русских и французских литературоведов, В 1930-е начинал печататься пофранцузски. В 1937 участник подборки эссе о Пушкине в «Journal de Pofete», подготовленной З.Шаховской.

В конце 1920-х В. держался в стороне от большинства политических групп; руководство журнала «Современные записки», где он преимущественно печатался (с 1927), находило В. «скучным». В 1930-е сблизился с участниками альманаха «Круг» издания, предпринятого И.Фондоминским и вместе с другими писателями «незамеченного поколения» (Ю.Фельзен, В.Набоков, Ф.Степун, Ю.Терииано, МсГгь Мария и др.), часто бывал на вечерах на квартире Фондаминского; стал отчасти разделять взгляды христиан-западников. После 2-й мировой войны печатался в «Новом журнале», «Новом русском слове», «Мостах», «Вестнике РСХД». В 1950-е в публицистике В. наметилось сЬвянофильские симпатии. Характеризуя творчество ..В. в целом, его относили (наряду с ДЧикевским, Н.Арсеньевым и др.) к категории эмигрантских «любомудров».

На формирование творческого почерка В. наложили отпечаток близкие отношения с В.Ходасевичем, с которым его познакомил в марте 1922 в Петрограде поэт и переводчик Ю.Верховский. «С 1925 года до его смерти я постоянно виделся с ним в Париже... Лучшего друга у меня не было...» В. принадлежит книга «Поэзия Ходасевича» первое монографическое исследование о поэте (Париж, 1928; 100 экз. за подписью В.В.В.), выросшее из статьи в «Современных записках» (1928, № 34). В. считал Ходасевича (который в письмах Н.Берберовой называл В. «Вейдличкой») одним из самых больших русских поэтов нашего времени и одновременно мастером русской прозы: «В стихотворстве своем Ходасевич защитился от символизма Пушкиным, а также... интимностью тона, простотой реквизита и отказом от превыспреннего словаря». В.

защищал Ходасевича от нападок Д.Мирского, Г.Иванова. В 1969 и 1970В.

навещал Н.Берберову в Принстоне.

В. критик-эрудит, владевший четырьмя европейскими языками, начитанный в новейшей литературе, тонко разбиравшийся в искусстве Запада XVIII-XX вв. (эссе о Пуссене, английской живописи XIX в.

христианском искусстве Испании, итальянской культуре). Был лично знаком с П.Клоделем, П.Валери, Ш. Дю Босом, Т.С.Элиотом, Э.Курциусом, Э.Ауэрбахом, Х.Зедльмайром. Отчасти развивал тип критики, предложенный высоко ценимым им П.Муратовым. По мнению Г.Струве, В.

явился «самым ценным приобретением зарубежной литературной критики после 1925 г.».

В. был непримирим к коммунистической власти: «И точно также, пять ли букв или четыре наклеить на живую плоть, это значит не имя ей дать, это значит украсть у ней имя. Нет, Россия не то самое, что зовется СССР. Так зовется лишь мундир, или тюрьма России», Для В. («Задачи России». Нью-Йорк, 1956) всемирноисторическое значение России связано с Петербургом, Петербургская Россия завершила единство Европы, подвела итог развитию Запада из одного «южного» корня. Культурным следствием этого стало рождение гибкого литературного языка и стихосложения, а также появление Державина первого русского поэта общеевропейского масштаба. По мере знакомства с Западом Россия не европеизировалась, а становилась самобытнее, проявляя заложенный еще в ее византийско-киевско-московский фундамент смысл. Источник русского своеобразия гуманизм, основанный на милосердии, которое вытекает из христианского чувства греха, из духовного понимания красоты страдания. Напротив, европейский гуманизм под влиянием Руссо и протестантизма проникся идеей «лже-сострадательности» (основанной на рассудочной утопической мысли о социальном уничтожении страдания), «излом» которой может быть преодолен в обращении Запада к еще не осознанному им богатству российской духовности. Большевики, прервав греко-христианскую преемственность, заставили Россию обратиться к Европе «своею азиатской рожей», Исторически задача российского будущего, в которое В. не переставал верить, определялось тем, что Россия должна заново осознать себя и Россией и Европой, «это будет для всех русских, где бы они ни жили, где бы ни умерли они, возвращением на родину». Концепция литературы русского зарубежья изложена В. в статье «Традиционное и новое в русской литературе XX века», где проводилась идея об общих истоках всего лучшего, что было написано на русском языке до и после 1917: «...не было двух литератур, была одна русская литература двадцатого столетия».

Как поэту и литературному критику В, наиболее близки поэты-»петер6уржцы» Гумилев, Мандельштам, Ахматова и др. (эссе «Петербургская поэтика», 1968; «О стиходеланьи», 1960, 1970), творчество которых в начале 1910-х привело ко «второму цветенью» символизма, характеризовалось классической «простотой», преобладанием предметного значения слов над их обобщающим смыслом.В. принимал участие в многотомных изданиях О.Мандельштама, Н.Гумилева. Поэзию 2-го поколения эмиграции В. ценил не очень высоко, известен его резкий отзыв о И.Елагине. Среди прозаиков русского зарубежья выделял М.Алданова, романы которого сравнивал с произведениями P.M. дю Гара, О.Хаксли, а также И.Бунина и В.Набокова. По мнению В., высшее достижение Бунина роман «Жизнь Арсеньева», в котором осуществлено слияние поэзии и прозы, а лирическое начало выражено сильнее, чем в стихах. Среди критиков предпочитал Г.Адамовича, К.Мочульсого, Ю.Иваско.

Одна из главных тем творчества В. судьбы искусства. Лучшее из написанного им на эту тему культурологическое исследование «Умирание искусства: Размышления о судьбе литературного и художественного творчества» (Париж, 1937; на франц. яз.: «Les abeilles dAristee» (Пчелы Аристея), 1936; 2-е перераб. изд. 1954).

Всякое искусство, считал В., обусловлено верой в бытие творимого, «Живые лица» в высоком искусстве это не «типы», «собирательные гомункулы», не «техника», а постепенное проявление иррационально явившегося хужожнику образа, Замена «лица» на «тип» в культуре Х1Х-ХХ вв. превращало роман в социологический трактат, более удаленный от реальности, чем самая условная елизаветинская трагедия; человек начинал изображаться «не таким, как он есть, а лишь таким, как он является рассказчику». Крайнее проявление подмены духовного реализма «сознанием» «Улисс» Джойса.

Замена видения самосозерцанием показатель нарушения равновесия между «поэзией» и «правдой» (в гётевском смысле): отрицается органическая целостность художественного произведения (всегда предшествующая его частям), творческое внимание направлено не на результат, а на самый состав творческого акта, что является знаком гордого безразличия к миру, нарциссического «идолопоклонства».

Подавление творчества личностью художника рождает самоубийственное чувство покинутости в «чуждой» для автора «косности» мира.

Современный художник Гамлет актер в трагедии, ключ к пониманию которой утрачен.

Общий пафос книги был поддержан Ходасевичем, который еще в эссе «Кризис в поэзии» (1934) высоко отозвался о статье В. «Чистая поэзия»; «Верен и прогноз Вейдле, прямо заявляющего, что европейская, в том числе русская, литература обречена гибели, если в ней, как во всей европейской культуре, не воссияет вновь свет религиозного возрождения». Отстаиванию «звукосмысла» и полемике с тезисом структурализма о том, что искусство не только дает информацию о фактах, но и не имеет отношения к смыслу, посвящена книга «Эмбриология поэзии» (Париж, 1980).